– Называй это как хочешь, – улыбнулся Лукас.
Холли доела свой завтрак и загрузила посудомоечную машину. Потом она вернулась в спальню Лукаса и растянулась на кровати, вспоминая жаркие события этой ночи.
«Живи одной минутой», – напомнила она себе.
Пора было подниматься и приступать к работе.
Через полчаса Холли вошла в кабинет Серафины и попросила материалы, которые та собирала для Дженн.
– Лукас сказал, что я могу получить их от вас, – сказала она.
– Вы новый арт-директор галереи? – удивленно спросила Серафина, глаза которой стали похожими на чайные блюдца. Потом она понимающе улыбнулась.
– Всего на шесть недель, – покраснела Холли. – Меньше, если Лукас найдет кого-то другого.
– Почему именно шесть недель? – поинтересовалась помощница Лукаса.
Пока Серафина собирала и распечатывала нужные ей материалы, Холли вкратце рассказала о том, что решила присоединиться к Корпусу мира.
– Вы уедете? – потрясенно посмотрела на нее Серафина. – На два года? А Лукас согласен с этим?
– Это мое решение, – ответила Холли.
– Интересно, знает ли он об этом, – пробормотала Серафина, складывая бумаги в папку.
Лукас знал. И Холли была уверена, что эта поездка на тихоокеанский остров – именно то, что ей нужно. Но она не стала объяснять это помощнице Лукаса. Она лишь поблагодарила ее за помощь и сказала, что заглянет еще, если ей что-нибудь понадобится.
Как Лукас и говорил, ее новая должность почти ничем не отличалась от преподавательской деятельности. Чем лучше ты знаешь своих учеников, тем лучше справишься со своей работой. То же самое касалось галереи. Чем больше Холли узнавала о художниках и их произведениях, тем лучше она могла представить их работы публике. От этого выигрывала и сама галерея, и ее участники.
Узнать их поближе не составляло никакого труда. В день ее переезда они побросали все свои дела и помогли ей собрать ее вещи, и Холли хотела отблагодарить их.
Поэтому помимо материалов, которые выдала ей Серафина, Холли ходила из студии в студию и разговаривала с самими художниками, чтобы получить о них дополнительную информацию. А еще она многое узнала о Лукасе. Не только из бесед с ними, но и по фотографиям, на которые не было времени, когда она осматривала галерею первый раз.
На этих фото были запечатлены худой седовласый старик и такой же худой, но более мускулистый паренек с выгоревшими на австралийском солнце волосами. Эти снимки хорошо передавали отношения Лукаса и Скита. Грязные и покрытые пылью, они стояли в обнимку и улыбались в объектив фотокамеры.
На одном из последних снимков старик и Лукас чокались баночками пива. Лукас выглядел очень счастливым и довольным, а глаза Скита светились гордостью. Холли теперь понимала, почему Лукас чувствовал ответственность за начинание своего друга. Их взаимное доверие и симпатия были очевидными, и это было прекрасно.
Холли еще больше зауважала Лукаса. Она знала его только как мальчишку и эгоистичного юнца. Но теперь это осталось в прошлом, и Холли увидела в нем что-то более глубокое и заслуживающее уважения.
– Он понимает нас, – отозвалась о Лукасе Шарлотта.
– Он умеет слушать, – сказала Тереза. Она рассказала Холли историю о том, как пришла к Лукасу и пожаловалась на отсутствие возможностей. И он тогда спросил, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию. – А я пролепетала о том, – продолжила Тереза, – что было бы неплохо иметь выход на североамериканский рынок, чтобы с моим творчеством могло познакомиться как можно больше людей. Я даже не думала, что такое может случиться. Я просто говорила и говорила, а Лукас взял и осуществил мои мечты.
– Он не вмешивается в нашу работу, – добавила Шарлотта. – И не пытается заставить делать что-то определенное. И ничего не предлагает. Мы свободны даже в том, как размещать наши работы в его галерее. Лукас постановил, что она принадлежит нам, не ему.
Ни один из художников не сказал, что Лукас властный или деспотичный.
И он определенно не пытался руководить самой Холли.
Когда Лукас вернулся домой, он застал Холли за рабочим столом.
– Не хочешь перекусить?
– У меня куча дел. Дженн оставила список подходящих национальных блюд, и я считаю, что это прекрасная идея – угостить гостей блюдами австралийской, новозеландской и тихоокеанской кухонь. Но мне нужно найти рестораторов, которые сумеют их приготовить, и, судя по всему, это будет непросто.
– Замечательно, но тебе все равно нужно поесть.
– Мне нужно сделать несколько звонков.
– Мне тоже нужно позвонить.
– Ладно, я согласна на бутерброды с арахисовым маслом и джемом.
Они перекусили, и каждый отправился заниматься своими делами. Где-то около четырех, когда закончились часы предварительного открытия галереи, в здании начал раздаваться шум молотка. Холли улыбнулась, представив Лукаса за работой.
Через два часа шум затих, и ее двери распахнулись.
На пороге стоял потный, запачканный Лукас Антонидис в одних джинсах и с поясом для инструментов. У Холли при виде его перехватило дыхание.
– Пора отдохнуть.
– Больше не осталось стен?
– Нет, если только я не хочу, чтобы здание не выдержало и рухнуло. Давай примем душ.
– Лукас!
– Холли, пойдем же, – улыбнулся он. – Я ведь знаю, что ты хочешь потереть мне спину.
Ей хотелось намного большего. Холли была не против помыть его всего.
– Ладно, – пытаясь унять громкое биение сердца, сказала она. – Пойдем.
На протяжении этих дней Лукас иногда ловил себя на мысли, что чувствует себя так, как будто он умер и попал на небо.